— Что? — я подумал, что ослышался. Сбавив скорость, я покосился на сиротку. — Зачем тебе таблетки, если мы до сих пор спим как пионеры?

Сжав пальцы до такой степени, что они уже не побелели — посинели, Оксанка упавшим голосом протянула.

— И как долго это продолжится?

— Поверь мне, совсем недолго, — хохотнул я, довольно щурясь.

Оксана пораженчески кивнула.

— Ну вот…

И такая она была вся при этом несчастная, что мне стало её дико жалко.

Я уже так давно не имел дела с хорошими девочками, что забыл, какие они. А они пугливые. Ранимые. Чувствительные.

Накрыв своей ладонью её руки, я мягко протянул.

— Ксан, ну я же не зверь какой-нибудь. Разве я плохо обращаюсь с Ромкой? Плохо о нем забочусь?

— Хорошо, — пискнула сиротка со своего места.

— Ну вот, — кивнул я. — Тогда почему ты думаешь, что я плохо позабочусь о тебе?

— Я … — она закашлялась. Явно от смущения закашлялась, потому что так и не смогла завершить свою фразу.

— Ксана? — я провёл ладонью по её руке — от самой кисти, до локтя, стараясь немного упокоить свою женушку. — Ты…что?

На Ксанкиных щеках расцвел яркий румянец — моя красавица явно думала о чем-то интересном. И я теперь просто не мог не допытаться у неё, о чем она думала, когда пошла к врачу.

— В принципе, Ромка там неплохо проворит время в компании Игоря, — заметил я, сворачивая к кафе, где сейчас резвился наш сын. — Так что мы можем обсудить всё наедине.

Оксана замотала головой, будучи явно не согласной с моим планом.

— А что не так? — усмехнулся я, глядя в её растерянные честные глаза. Девичьи глаза, между прочим.

Да, блин, мне, наконец-то, повело. Понятия не имею, что я такого сделал, чтобы так крупно выиграть по жизни, но факт оставался фактом: ошибся я. Девчонка оказалась настоящей.

— Ты попросила таблетки, потому что не хочешь нас ни в чем ограничивать? — спросил я, поиграв бровями. Но переоценил «осведомленность» своей женушки.

Она замотала головой, явно не понимая, что я имею в виду. Создатель, дай мне терпения с этой женщиной!

— Тогда что?

— Я подумала, что ты всегда все решаешь единолично, — сказала сиротка, отведя взгляд в сторону. — Ты решаешь, в каком городе мы будешь жить, когда нам лучше переехать. Решаешь, что Ромка будет ночевать в отдельной комнате, и ты же решаешь сказать ему про собаку.

— У нас был разговор про щенка, — не понял я.

— Просто разговор, а не обсуждение в деталях: когда ему лучше подарить этого щенка, какого щенка, какой породы. Лучше бы вообще взять кого-нибудь из приюта.

— Тебя настолько возмутил щенок, что ты пошла к гинекологу? — я нахмурился, пытаясь уловить связь. — И что плохого в отдельной комнате для Ромы? Это нормально, когда ребенок спит в отдельной спальне.

— Я это понимаю, — согласно кивнула моя сиротка. — Но мне не нравится, что ты всё делаешь сам, без предварительной договорённости.

— Делаю правильные и хорошие вещи? — на всякий случай уточнил я. Сиротка кивнула.

— Я просто подумала, что не знаю твоих планов в отношении себя… я боюсь однажды проснуться, оказавшись на восьмом месяце беременности, только потому, что ты решил добавить к набору «моя семья» ещё и дочку.

Оксана подняла на меня чистый, полный тревоги взгляд.

— А я опять узнаю обо всем позже всех.

— Ксан, — я не удержался, чтобы не провести пальцем по её губе. — Ну, ты же не маленькая. Понимаешь, что без твоего вмешательства я в этом деле один не управлюсь?

Я мягко усмехнулся, спрятав за добродушным оскалом хорошо скрываемое удивление: оказывается, невинная женушка каким-то не постижимым образом просекла мои намерения. Да, я хотел ещё и девочку. Малышку в розовом чепчике с таким же невинным взглядом, как у моей сиротки. А что, я имел на это право.

Сын же у меня уже имелся. Хороший сын…наследник.

Я только-только принялся понемногу гонять Ромку на улице, приводя его мышцы в порядок. Моя порода в нем чувствовалась: парень оказался упертым, настырным… хотя пока и слабым. Ничего не поделаешь, женское воспитание.

Оксана

Это казалось очень странным — забирать своего ребенка из кафе, где он объедается молочным коктейлем со своим водителем… или всё же охранником?

Однако…

Я была меньше недели замужем — но уже почти не удивилась подобному развитию событий. После того, как Рафаэль ворвался к моему доктору в кабинет, меня уже нельзя было чем-то удивить.

Кафе, кстати, оказалось уютным — и, кажется, довольно популярным: больше половины столиков были заняты. И это в будний-то день!

Увидев нас, Игорь поднялся из-за стола.

Взлохматив Ромке волосы, он по-деловому пожал ему руку — и, явно попрощавшись с ним таким образом, тут же направился в нашу сторону.

— Пост сдан, босс, — протянул Игорь, кивнув мне вместо приветствия.

— Свободен до завтра, — ответил Рафаэль, тут же потащив меня к Ромке. — Ксан, хочешь молочного коктейля?

Я согласилась на коктейль.

На коктейль, на песочные корзиночки с фруктами, на стакан ледяной минералки, чтобы запить всё это сахарное безобразие.

Потому что, чтобы забыть то безобразие, которое устроил Валеев в поликлинике, одной минералкой не обойдешься…

Меня пугало будущее. И Валеев.

Завтра уже четверг, а в его город мы уезжаем в пятницу, сразу после того, как у Ромки закончатся уроки.

В пятницу… в пятницу… в пятницу…

«Оксан, согласна?»

Встретившись взглядом с Валеевым, я мотнула головой.

«Согласна с чем?»

«Не с чем, а на что», — подмигнул мне этот грубиян. — «Чего нам дома-то сидеть? Ещё насидимся дома после переезда. А пока мы в Москве, надо гулять».

«Мамочка, поехали на выставку ледяных скульптур», — подбежав ко мне, Ромка протянул мне свой телефон. — «Смотри, какие скульптуры там красивые».

Я подняла взгляд на Валеева.

«Поехали, Оксан, а?»

Я пожала плечами… а затем кивнула. Потому что лучше ходить с Валеевым где-то на людях, чем оставаться с ним один на один дома.

Ромка обрадовано кинулся меня обнимать: ещё бы, вместо того, чтобы заставлять делать уроки, мама разрешила повеселиться; а затем мой ребенок тут же радостно вернулся к отцу-заговорщику.

Ромка и Рафаэль вообще очень быстро сошлись: несмотря на то, что они лишь совсем недавно узнали друг о друге, несмотря на языковой барьер и всё остальное, по ним уже было видно, что это родные отец и сын.

И я — немного отдельно.

Я тряхнула головой, отгоняя от себя неправильные, злые вещи. Я ведь сама хотела, чтобы Ромка поскорей привык к Валееву. Для любого ребенка лучше, когда у него двое родителей, а не одна мама и не один папа.

Оба родителя.

И в том, что отец и сын сейчас навёрстывают упущенное время, никакой беды не было. Наоборот! Это было самое правильное и самое естественное, что могло случиться, после их знакомства.

И мне надо было только радоваться… а не ревновать.

Именно с этой мыслью я отправилась на выставку ледяных скульптур — желая предоставить отцу и сыну больше времени для общения друг с другом.

Я, правда, не ожидала, что неожиданная прогулка превратится в «семейный выгул»: сначала только один Ромка носился между скульптур, позируя нам в самых разных ракурсах, а затем уже и мы с Валеевым понемногу стали подключаться к этому дурачеству, вызывая довольную улыбку на лице Ромки.

Это ли не счастье — видеть, когда твой ребенок счастливо щурится, радуется и смеется!

Когда замершие и усталые, мы вернулись к машине, нас с Ромкой ждал сюрприз: кроме горячей пиццы в специальной сумке, на заднем сидении лежала большая красная коробка, а рядом — корзинка с цветами… я не знала их названия — такие фиолетовые, которые первыми проклевываются в московских палисадниках. Не гиацинты… крокусы, что ли.

«Мамочка, смотри! Это же подснежники!» — радостно заверещал Ромка. — «Помнишь, ты мне сказку на ночь читала».

«Помню», — кивнула я и покосилась на Валеева. Тот стоял рядом, засунув руки в карманы брюк.